— Я не собираюсь вызывать полицию, — сказал девушка мягко и серьезно с уже знакомым ему выражением, хотя он еще никогда не слышал, как она говорит. — Но я не желаю, чтобы за мной подглядывали. Если я буду уверена, что вы больше сюда не приедете…
Роберт улыбнулся.
— Даю вам слово, — он был рад что может что-то пообещать ей. — Мне очень жаль, что пугал вас раньше. Очень жаль Я… — эти слова вырвались у него неожиданно, и он замолчал.
Девушка поежилась от холода. Она не сводила глаз с его лица, но теперь ее глаза уже были не испуганные, а скорее внимательные и недоумевающие.
— Вы что-то хотели сказать?
— Я хотел извиниться… Мне нравилось смотреть на вас, когда вы хозяйничали на кухне. Когда готовили. Вешали занавески. Я не пытаюсь оправдываться. Объяснить что-нибудь трудно. Но я не хочу, чтобы вы боялись меня. Я не преступник. Просто чувствовал себя одиноким, у меня была депрессия, и я смотрел на девушку в кухне. Понимаете? — По ее молчанию он почувствовал, что она не понимает, не может понять. Да и кто поймет? У него застучали зубы. Он вспотел, потом ему стало холодно. — Я и не ждал, что вы поймете. И не жду, что вы простите. Я только пытаюсь объяснить И ничего не получается. Уверен, что и не получится, потому что истинной причины я и сам не знаю. Не то, что истинной причины… — он облизал холодные губы. Теперь она будет презирать его. И уже никогда, думая о ней, он не сможет отделаться от мысли, что она его презирает. — Наверно, вам лучше уйти в дом. Здесь холодно.
— Снег пошел, — удивленно сказала девушка.
Роберт быстро оглянулся на дорожку, увидел падающие белые хлопья, и улыбка тронула его губы. Сам по себе снег показался ему нелепостью, а то, что они заговорили, нелепостью вдвойне.
— До свидания, мисс Тиролф. До свидания.
— Подождите
Роберт обернулся.
Девушка стояла глядя на него, и больше не держалась за дверную ручку.
— Если у вас депрессия, вряд ли она усилится из-за того… из-за того, что я…
Он понял.
— Спасибо.
— Депрессия — это ужасна Все равно что болезнь Из-за нее можно лишиться рассудка.
Он не знал, что ей ответить.
— Надеюсь, вы не слишком ей поддаетесь, — добавила она.
— А я надеюсь что у вас депрессии никогда не будет, — сказал он, словно загадал желание. «Никому не нужное желание», — подумал он.
— Что вы, и у меня была депрессия. Три года назад Потом, слава Богу, не повторялась.
То, как она произнесла последние слова — медленно, со значением, — помогло ему сбросить напряжение. Она сказала их таким тоном, каким говорят с человеком, которого знают давно. Ему не хотелось уходить от нее.
— Может быть, вы зайдете? — спросила девушка. Она открыла дверь, вошла в дом и придержала дверь.
Роберт последовал за ней, слишком оглушенный в эту минуту, чтобы подумать, надо ли. И вошел в кухню.
Девушка сняла пальто и белый шарф и повесила их в небольшой шкаф, а сама глядела на Роберта через плечо, как будто все еще немного боясь.
Он остановился посреди комнаты.
— Я просто подумала, что, раз уж мы все равно разговариваем, глупо стоять на холоде, — объяснила она.
Он кивнул.
— Спасибо.
— Может быть, снимете пальто? Хотите кофе? Я только что сварила
Он снял пальто, сложил подкладкой наверх и повесил на прямую спинку стула, стоявшего возле двери
— Большое спасибо, но я перестал пить кофе. У меня от него бессонница.
Он смотрел на нее, не веря своим глазам, смотрел на ее мягкие волосы, которые были сейчас так близко от него, на расстоянии всего шести футов, на ее серые глаза — в них темнели синие точки. А вот так близко, что он может коснуться их рукой. Висят белые занавески, он видел, как она их вешала, и стоит плита — он так часто видел, как она наклоняется, чтобы открыть дверцу. И его поразила внезапная мысль: находясь рядом с девушкой, он не испытывает большего удовольствия, чем когда смотрел на нее через окно, и его охватило предчувствие, что, узнай он ее лучше, она сразу потеряет для него всякий интерес, а тогда исчезнет и то, что было для него самое главное, — ощущение счастья, покоя, свободы от всякой напряженности.
Девушка подогревала стеклянный кофейник. Следя за кофе, она поворачивала голову и раза два или три посмотрела на Роберта.
— Вы, наверное, думаете, что я ненормальная, раз пригласила вас войти в дом, — сказала она — но когда я вас увидела мне было страшно только несколько минут. А вы здешний?
— Я из Нью-Йорка
— Вот как? А я из Скрентона Я здесь всего четыре месяца, — она налила кофе в чашку.
— И что привело вас? — начал было он. Но ему расхотелось расспрашивать Он достал пачку сигарет. — Можно?
— Да, да, конечно.
Он предложил ей сигарету, но она покачала головой.
— Вы работаете в Лэнгли?
— Да В «Лэнгли Аэронотикс». Последние три месяца И живу в Камелотских меблированных квартирах.
— А почему вы уехали из Нью-Йорка? Я думаю…
— Хотел переменить обстановку.
— И я тоже поэтому. В Скрентоне я зарабатывала больше. И все считали, что я с ума сошла — бросаю такую работу, но я жила с родителями, вот и подумала, что, пожалуй, пора пожить самостоятельно, — она смущенно улыбнулась.
Роберта поразило ее простодушие, очень поразило, он даже не нашелся, что сказать. Она растягивала некоторые слова, но это не было кокетством, скорее так растягивает слова ребенок, случайно или по привычке. «Наверно, ей лет двадцать с небольшим, — подумал он, — но выглядит гораздо моложе, почти девочкой».
Она перенесла свой кофе на раздвижной столик и поставила его на синюю плетеную салфетку.