Крик совы - Страница 48

Однако, оказавшись на улице и решив немного пройтись чтобы остыть, прежде чем взять такси, Ральф понял, что ни в какую полицию он сегодня не пойдет и, наверно, не пойдет и завтра. Он подумал, что и так припугнул Грега. Завтра, а может, даже и сегодня Грег уберется из города. Пусть плетет свои дурацкие интриги в Филадельфии или в другом месте, но, по крайней мере, не здесь, У Ральфа под носом.

Когда Ральф вернулся, Никки дома не было.

В голове у него сразу зашевелились черные мысли, и он заметил, что глупо улыбается словно хочет доказать самому себе, будто ее отсутствие ему безразлично. Он вспомнил, что два часа назад видел точно такую же улыбку на лице у Роберта. Ральф сомневался, что первое «да», которое произнес Грег, разговаривая с Никки по телефону, подтверждало, что Ральф у него, а второе, вероятно, означало, что Грег будет ждать ее у себя в номере.

Ральф снял пальто, пиджак и прошелся ко квартире, заглянул в спальню, где высилась огромная двуспальная кровать — на душе у него стало муторно, — и остановился на пороге мастерской жены. С деревянных перил вдоль стен вкривь и вкось свисали холсты. В глаза ему ударили яркие пятна красок. Ральф заморгал и сморщился. Ковра на полу не было. Никки, наверно, наступила на комок бирюзовой краски, потому что по всей мастерской, словно цветной узор у Поллака, шли ярко-голубые следы. На мольберте он увидел копию с картины Аугустуса Джона — вверх ногами, контуры намечены точками. Никки была захвачена мыслью воспроизвести «ритм» рисунков Аугустуса Джона и, перевернув их вверх ногами, создать абстрактные картины. Этим замыслом она поделилась с Ральфом не сама, просто однажды он решил выяснить, почему весь дом забит перевернутыми вверх ногами картинами, тогда Никки ему объяснила. Но предупредила: никто не должен знать, что картины созданы по рисункам Джона и Ральф не смеет никому ничего говорить. Ральф повернул обратно. Наверно, лучше не заглядывать в ее мастерскую, подумал он. Пусть себе, пока его нет дома, читает его личные письма вскрывает конверты и неуклюже заклеивает их снова оставляя на бумаге следы клея. Ничего не поделаешь, такой уж у Никки нрав — подозревает его, когда никаких поводов для подозрений нет. «Но в один прекрасный день, — подумал он мрачно, — повод может и появиться».

Ральф принял душ и лег в постель; с полчаса он сосредоточенно изучал десяток скучных брошюр, выпущенных компанией по производству фруктовых соков: его агентство получило заказ на рекламу соков, рассчитанную на шесть месяцев. Агентство уже разработало подробный план действий, но компанию он не удовлетворил. Теперь Ральфу предстояло просмотреть весь материал и продумать, как его подать под другим углом. Но в голову лезли только дешевые каламбуры. Его уже тошнило от них. Последняя сигарета была давно выкурена. Он положил брошюры и проспект рекламы на пол и потушил свет.

Его разбудило щелканье замка открываемой двери. Ральф прищурился и посмотрел на световое табло часов — семнадцать минут третьего.

Никки приоткрыла дверь в спальню и, повиснув на ручке, сказала:

— Привет! Ну как ты?

Ральф сразу понял, что она не пила. Она играла в чуть застенчивую и слегка виноватую девочку.

— Спасибо. В порядке. Хорошо провела вечер?

— К твоей радости могу сообщить, что Грег уезжает сегодня, — сказала Никки и вышла перекинув пальто через плечо.

Свет в гостиной слабо озарял спальню, придавая ей унылый вид. Ральф глядел, как над пальцами его ног приподнимается светло-желтое одеяло.

— Куда он направляется? — спросил Ральф.

Никки стащила через голову белый ангорский свитер встряхнула его и повесила на стул. Бюстгальтера на ней не было, она их никогда не носила, скромностью же, напускной или естественной, она не отличалась. Уперев руки в бока, она повернулась к Ральфу.

— Он не сказал.

— Будем надеяться что в этот его Хэмберт Корнерз, или как он там называется.

— Ну нет. Только не в Хэмберт Корнерз, — она расстегнула ремешки на босоножках, сбросила их с ног, подошла к шкафу и расстегнула молнию на брюках.

— А тебе-то что до всего этого, Ральф? Для чего надо было грозить Грегу, что ты заявишь в полицию? Ты же знал, что не заявишь? С чего это ты решил быть святее всех святых? — задребезжав распялками, она повесила брюки.

Ральф промолчал. Он вспомнил, что, когда женился на Никки, его предупреждали — она выходит только за тех, кем, по ее мнению, может помыкать.

— Ты выписала ему чек? — спросил Ральф.

— Нет, миленький, я дала ему наличные и не сомневаюсь, что получу их обратно.

Он услышал, что Никки пустила воду в ванной. Кажется, она довольна сегодняшним вечером. Это видно по ее прекрасному настроению. Она оказала Грегу моральную поддержку и, несомненно, заверила, что Ральфа опасаться нечего. Теперь Грег будет продолжать свою игру в каком-нибудь другом месте, где снова сменит имя. Когда Никки в пижаме подошла к постели, Ральфу захотелось спросить ее «Что ты имеешь против Роберта Форестера?» Но он знал, что она ответит: «Это мое дело, милый!», а то и более вызывающе: «Давай я буду играть в свои игры, а ты в свои». Он напрягся, когда она лицом вниз бросилась в постель рядом с ним. Ему казалось, что она собирается сказать ему что-то еще. Но не прошло и минуты, как он услышал ее ровное легкое дыхание. Она крепко спала.

17

Роберт позвонил Дженни в понедельник рано утром до ее ухода на работу. Он спросил, смогут ли они вечером встретиться.

— Ну, я не знаю

Роберт засмеялся

— Не знаешь? А что, у тебя свидание?